Тот факт, что Россия и подконтрольный ей "Газпром" используют энергию в качестве политического оружия, стал очевидным самое позднее с момента блокады поставок газа на Украину и в Белоруссию. Однако Россия в этом не одинока: постепенно Запад тоже делает энергию ключевой политической темой. Прежде всего это относится к Великобритании и США, которые, прикрываясь такими ключевыми словами, как безопасность снабжения и диверсификация, проводят так называемую политику отгораживания.

Вашингтон, к примеру, подвергает анафеме не только сам Иран. Под сильное давление Белого дома попадают и те европейские компании, которые хотят плотнее сотрудничать с Тегераном. Теперь на радаре американской и британской политики замелькала и Россия.

Уходящий на пенсию британский премьер Тони Блэр недавно во всеуслышание предостерег представителей промышленности своей страны от инвестиций в Россию. При этом, несомненно, большую роль сыграла грозящая потеря лицензии на разработку гигантского Ковыктинского месторождения британо-российским энергетическим концерном TNK-BP, поскольку Блэр вместе с шефом Кремля Владимиром Путиным являлся крестным отцом совместного концерна, основание которого обошлось в 7,7 млрд долларов. Итак, BP теперь не удастся воспользоваться помощью Блэра. Однако указания на нарушения прав человека и ограниченную свободу слова в России теряют смысл, если взглянуть на Нигерию, где западные нефтяные гиганты бойко ведут добычу.

США требуют от ЕС большей независимости от российских поставок энергоресурсов. Речь идет при этом о серьезных экономических интересах, поскольку критика по ту сторону канала совпала с моментом, когда Великобритания превращается из поставщика газа в нетто-импортера, когда британцы создают многочисленные терминалы для сжиженного газа и BP уверенно встает на ноги в Ливии.

Эта британская стратегия имеет всего один недостаток: сжиженный газ намного дороже газа, который по газопроводам транспортируется из месторождения к потребителю. В свете этого проявляются конкурентные преимущества некогда осмеянных немецких, французских и итальянских энергетических компаний, которые уже давно попали в зависимость от России, заключив долгосрочные контракты на поставку. Таким образом, российский вопрос превращается в вопрос размещения.

Отношения с Ираном наряду с ядерным спором имеют и чисто экономическую подоплеку: Россия и Иран обладают самыми крупными резервами газа. Однако у Соединенных Штатов до сих пор нет доступа к этим месторождениям, не хотят они подпускать к ним и европейцев. Но для большинства стран ЕС отказ от российских поставок стал бы весьма болезненным, так как любая альтернатива будет намного дороже.

Итак, остается только политика, но стоит задаться вопросом: действительно ли положение женщин в Саудовской Аравии лучше, чем в Иране? Между тем именно этот близкий союзник США играет в глобальной энергетической политике центральную роль: когда саудовцы в конце 1980-х годов максимально открыли вентили, рухнула не только цена на нефть, но и Советский Союз - что стало желанным политическим последствием. Огромные нефтяные резервы Саудовской Аравии - концерн Saudi Aramco ежедневно мог бы производить на 3 млн баррелей больше, чем сегодня, - могли бы снова подвергнуть сильному экономическому давлению Россию и Иран.

Однако политизированность энергетических рынков и американская политика анафемы имеют далеко идущие последствия: если из-за американского нажима европейцы отвернутся от России или будут держаться подальше от Ирана, обе страны еще сильнее повернутся в сторону Китая и Индии, чьи концерны томятся в ожидании новых шансов на инвестиции. И им безразлично, имеют ли Россия, Иран или африканские производители энергии сомнительную репутацию: Пекин и Дели не сильно заботят советы из Вашингтона - с какими бы намерениями они ни давались.